Тюркский след в «Эпосе о Гильгамеше»

Когда мы говорим об истоках древней прототюркской культуры, мы неизбежно впадаем в область культурно-исторических интерпретаций, отсылок, цитаций древних авторов, догадок и предположений, которые иногда кажутся нам удивительно верными, но всё же ещё не подлинно достоверными, требующего фактического материала из разных областей культурного знания человечества. 

       ГИЛЬГАМЕШ ОТ БИЛЬГАМЕШ (БИЛЬГА – «ЗНАЮЩИЙ», «МУДРЫЙ»)

Такая проблема особенно сложно решается в условиях евроцентризма. В особенности это касается многих удивительных фактов казахского и всех древних тюркских языков – основного документа, всё же требующего прямых и косвенных подтверждений, чтобы со всей научной полнотой аргументировать если не первенство, то, по крайней мере, невторичность казахской степной культуры, письменности, государственности, цивилизации как её особого типа, не воспринимаемого официальной европейской культурологией в силу её специфического кочевого развития и в силу веками господствовавших стереотипов о цивилизационной несостоятельности диких кочевых орд, отсутствии у них государственности и управления, и, соответственно, более или менее репрезентативной формы культуры, характеризующей все известные европейскому миру оседлые европейские, восточные, тихоокеанские и прочие цивилизации. 

И для более полного понимания феномена древней казахской степной культуры, письменности, государственности, цивилизации, значения истоков прототюркской культуры в контактах с древнейшими цивилизациями мы поговорили с Кайратом Жанабаевым, писателем, эпосоведом, переводчиком, кандидатом филологических наук, доцентом Казахского национального университета имени аль-Фараби. 

– Кайрат Едильбаевич, какова европейская научная позиция по отношению к древней культуре центральноазиатских кочевников?

– Для стандартного удобного взгляда европейца было в свое время дико признать не только специфику древних кочевых культур, но и активные контактно-типологические связи центральноазиатских кочевников с величайшими цивилизациями древности (например, с культурой Древнего Египта, с шумерами, с другими первыми цивилизациями), а также культурное воздействие на эти цивилизации, так ясно звучащее в современном казахском и тюркских языках. Эти параллели А. С. Аманжолов, О. О. Сулейменов, А. Ахметов и другие исследователи с большой ясностью и нескрываемым восхищением обнаруживают сегодня в древних языках этих названных цивилизаций и в культурах индейцев Северной и Центральной Америки, Японии, Кореи, Китая, Индии и т. д.

И до тех пор, пока не будет обширной доказательной базы, язык кочевников Центральной Азии останется заложником заблуждений, предположений, недоверия, невежества и грубых интерпретаций, лишь только дискредитирующих великую роль кочевников Центральной Азии в цивилизационном процессе древности и раннего Средневековья, где уже видна цивилизующая роль султана-мамлюка Бейбарса в Египте и на Ближнем Востоке, прогрессивная роль Аттилы (по германским хроникам и эпосу), роль большого числа средневековых тюркских ученых, выходцев из страны Дешти и-Кипчак: аль-Фараби, аль-Хорезми, М. Кашгари и других великих философов, астрономов, математиков, поэтов, лингвистов, музыковедов, архитекторов, подлинных ученых-энциклопедистов своего времени, составивших гордость арабо-мусульманской и персо-таджикской культур, именуемой иногда как Восточный Реннесанс. 

Косвенным, но все же ярким свидетельством возможности прямых контактов между племенами, участвовавших в этногенезе тюркских народов, выступает памятник «Эпос о Гильгамеше» – выдающийся памятник мировой литературы древности, одно из ранних философско-эпических повествований человечества и первая, известная нам, историко-героическая поэма, представляющая классический образец философско-художественной мысли Древнего Востока. 

                  ШАМАШ – БОГ СОЛНЦА И АЙЯ – БОГИНЯ ЛУНЫ

– Какое отношение имеет эта бесценная поэма к истории культуры тюркских народов? Почему она привлекла столь пристальное внимание наших ученых: А. С. Аманжолова, О. О. Сулейменова, М. М. Ауэзова? 

– Теперь хорошо известно то, что 3300 лет до н. э. на юг Месопотамии пришли шумерские племена, первоначальной родиной которых предполагается Центральная Азия. Об этом говорит Большой энциклопедический иллюстрированный словарь (Москва, 2003).

Словарь поясняет, что, смешавшись с местными оседлыми племенами, жившими в области рек Тигр и Ефрат, эти пришельцы внесли в культуру поселений свои религиозно-мифологические и идеологические традиции, такие, как например, элементы звездно-солнечной мифологии, которые с большой очевидностью заявляют о себе в именах богов второго поколения, такими как Шамаш – бог света, солнца, судья небес и земли и Айя – богиня луны, ночи, его супруга.

Сравнительно-сопоставительная мифология показала, что самым древним из богов шумерского пантеона выступает бог Мардук (в древнетюркской мифологической традиции – бог Морту). Удивительное сходство можно также обнаружить, изучая шумеро-тюркские параллели других богов и правителей, например, подземного царства мира мертвых: шумерский Эрклиг – Эрлик, Ерлик в тюркской и казахской мифологии.

На Западе популярна книга Э. Тайлора «Первобытная культура» о солярной природе эпического героя. Так, эпический герой Гильгамеш, как и многие тюркские эпические и сказочно-мифологические герои: Кобланды, Алпамыс, Ер Тостик, на протяжении имеют солярную природу, т. е. связаны с солнечным божеством или представляют собой солнечное божество. Покровитель Гильгамеша в поэме – бог Шамаш, солнечное божество. Само долгое странствие эпического героя в поисках вечной жизни – это есть подземное путешествие Солнца.

Так и И. Н. Дьяконов отмечает, что «в образе мертвеца Гильгамеш проходит ворота заката Солнца, идет через тёмное подземелье, переправляется через воды смерти». Тут можно сравнить лодочки, которые клали в ранние шумерские погребения жрецы, и лодочки с огнями и едой в хакасской традиции погребения.

В поэме встречаются сюжеты и мотивы, значительно распространенные как в тюркской, так и в мировой мифологии, называемые «общими местами» – loci communes: сотворение человека из глины, наивность первобытного человека, пребывающего совместно со зверьми, всемирный потоп, битва с чудищем, хранящим древо жизни, коварная богиня любви, обращающая своих любовников в зверей, мотив поиска бессмертия и т. д.

– Какие контакты, взаимосвязи, взаимовлияния видны в этом эпосе между Шумером и Степью?

– Отражение первых контактов двух разных по типу древних цивилизаций – степной и земледельческой (городской) – сохранилось в поэме: встреча вольного жителя степи Энкиду с царем града Урука Гильгамешем. Именно под влиянием Энкиду, носителя свободной жизни, Гильгамеш перестал возводить высокие стены, ограждавшие Урук. Здесь автор заложил глубокий философский смысл гармонического сочетания Города и Степи. Имя центрального героя поэмы – Гильгамеш («Все видавший»), которого великий казахский поэт и учёный Олжас Сулейменов, ссылаясь на исторические источники и лингвистические данные, трактует как Бильгамеш (то есть «Все познавший»; Бильга – титул, впоследствии придававшийся мудрым тюркским каганам).

То же пишет и известный востоковед и переводчик «Эпоса о Гильгамеше» И. М. Дьяконов, подчеркивая, что имя Гильгамеша, героя ассиро-вавилонских мифов и эпоса «Гильгамеш», в форме «Бильгемес» или «Бильгамес» встречается в числе имён шумерских божеств уже с ХХVII в. до н. э. Это имя звучит довольно часто и в составе теофорных (включающих наименование божеств) собственных имён в правление царя ІІІ династии Ура – Шульги, в XIX в. до н. э. В форме «Гиш», «Гишгиммаш», «Гильгамеш» или Гильгамеша как героя оно было очень популярно во все эпохи вавилонской, хеттской, ассирийской истории.

            ЯЗЫКИ, МОТИВЫ, ВРЕМЯ ПОЯВЛЕНИЯ «ГИЛЬГАМЕША»

– Что известно о языке эпоса?

– Исследователи этого древнего памятника утверждают, что первые шумерские былины о Гильгамеше сложились, вероятно, ещё в конце первой половины III тысячелетия до н. э., но науке известны и древние записи, дошедшие до нас, на 800 лет моложе. К этому же времени они относят и первые сохранившиеся записи аккадской поэмы о Гильгамеше, сложившейся, вероятно, в последней трети III тысячелетия до н. э. 

Песни о Гильгамеше дошли до нас на глиняных табличках на 4 древних языках Востока: шумерском (самом древнем, тексты полностью не расшифрованы), аккадском (наиболее полные и в значительной мере расшифрованные тексты, они наиболее сильны в художественном отношении), хурритском и хеттском языках. Поэтому в настоящее время встает острая необходимость в изучении тюркскими учеными этих языков, о чём настоятельно писали А. С. Аманжолов и А. Х. Маргулан.

– Есть ли схожие мотивы в памятнике о Гильгамеше и тюркском эпосе?

– Хорошо известен казахской и тюрко-монгольской эпической традиции мотив странствий и поиска земли обетованной или средств от бессмертия: Қорқыт Ата, Асан Қайғы, Ер-Төстік и другие эпические и сказочные персонажи тюрко-монгольских народов. 

Этот мотив стал основным в шумерской поэме – мотив странствия героя Гильгамеша в поисках бессмертия. Преодолев все трудности, стоящие у него на пути, осилив чудовищ и противодействие богов, герой все же нашёл цветок жизни, пусть даже его похищает змея. Даже образ змеи косвенно перекликается с финалом казахской легенды о Коркуте, где змея укусила певца. 

– Что известно о времени появления поэмы?

– Нам также известен текст конца второго тысячелетия и VII–VI вв. до н. э. – окончательной «ниневийской» версии великой поэмы. Он, как известно, и был положен в основу перевода, выполненного И. М. Дьяконовым. Известны и более старые фрагменты списков аккадского эпоса о царе Гильгамеше. Они относятся, по-видимому, к XVIII в. до н. э. И. М. Дьяконов полагает, что многочисленные описки и неточности, допущенные писцами, а также самый характер языка, несколько архаичного даже уже для того времени, заставляют думать, что поэма намного древнее. Поэтому мы предполагаем, что и создание аккадской версии поэмы, и существование совпадающей с ней первой прототюркской цивилизации можно датировать периодом между ХХIII–ХХI вв. до н. э. 

Сама же поэма записана со слов заклинателя и жреца Синликиуннинни. Ему же, заклинателю Синликиуннинни, быть может, автору самой поэмы, приписывают составление и редакцию «ниневийской» версии поэмы о Гильгамеше. По-видимому, этот жрец и заклинатель, подобно казахским жырау, имел огромное влияние на своих современников. Это подтверждается тем, что еще в I тысячелетии до н. э., как отмечают исследователи, многие жители града Урука возводили к нему свой род.

– Каковы истоки «Эпоса о Гильгамеше»?

– Мифологические и жанровые истоки этой первой поэмы человечества восходят, по мнению некоторых современных исследователей, к традиции прототюркских центральноазиатских племен древности, что также подтверждается ценными лингвистическими изысканиями последних десятилетий.

Эти мифологические истоки исследованы в работах Е. Д. Турсунова, А. С. Аманжолова, К. Жанабаева и др. В моей статье «Тюркский миф и шумерский вопрос» пишется о том, что согласно многим современным концепциям, существующим в научной мифологии, в эпосоведении и в сравнительном литературоведении, в области исследования фольклорных и раннелитературных памятников древности встречаются самые разные формы культурного взаимодействия.    

Основные из них объясняются: 

1. посредством контактно-типологических связей;

2. наличием сходной по типу или некогда общей генетической истории;

3. влиянием «кочующих» сюжетов, общих мест, однородных стилистических закономерностей на формирование той или иной мифологической, культурно-языковой или национально-эпической традиции.

С определенной уверенностью можно утверждать, что «Сказание о Гильгамеше» стало результатом многократных культурных контактов и синтезом многовековых напластований самых разных традиций, среди которых немаловажное значение имеет влияние прототюркского мифологического субстрата. О таких контактах писали и А. Х. Маргулан и А. С. Аманжолов. Ныне эти культурно-исторические закономерности обнаружили и турецкие лингвисты. 

Профессор А. Х. Маргулан в своем отзыве на диссертацию А. С. Аманжолова отметил, что «глубокое знание источников и соответствующей литературы позволило автору создать оригинальную и вполне аргументированную концепцию по узловому вопросу о происхождении тюркского рунического письма», что «одним из аргументов в пользу этой концепции является то, что тюркский рунический алфавит обнаруживает тесную генетическую связь с ранними алфавитными письменностями Средиземноморья и, по-видимому, восходит к древнейшему общему источнику алфавитных письменностей».

                                   О ПРОИСХОЖДЕНИИ ШУМЕРОВ

– Что известно о происхождении шумеров?

– О шумерах, якобы, исконных жителях этого средиземноморского культурного региона. Энциклопедический словарь поясняет: «3300 лет назад на юге Междуречья появляется народ, не знавший шумерского языка, прародиной которых была Центральная Азия». 

В этот период в Южной Месопотамии (начиная с IV тыс. до н. э.) сложился особый вид письма – клинопись, исходя из которого А. С. Аманжолов заметил, что «систематический характер древнейших шумерских совпадений позволяет предположить, что какая-то часть прототюрков Центральной Азии продвинулась в Двуречье, обосновалась там и существенно повлияла на язык и, соответственно, на изобразительные логограммы протошумерских письменных памятников».

Лингвистические наблюдения, представленные О. О. Сулейменовым, А. С. Аманжоловым и турецкими языковедами, дают возможность предположить, что, возможно, прототюрки принесли в Двуречье самые ранние солярные религиозно-мифологические воззрения и священные культы, смешавшись с местными племенами и став «шумерами», что у народов Двуречья прототюркские элементы возникли ещё до миграции «шумеров» в Двуречье (IV тысячелетие до нашей эры). Вот почему, думается, в статье А. С. Аманжолова «Шумеро-тюркские соответствия и изобразительные логограммы» автором взят этот этноним в кавычки.

Полагаем, что древнейшие культы, обряды, связанные с почитанием Луны, звёзд и Солнца, возможно, были уже занесены в Двуречье древними кочевниками Центральной Азии ещё задолго до миграции самих «шумеров», имя которых темно (IV тысячелетие до н.э.).

– Что говорит об этом мифологический пласт?    

– С одной стороны, плодотворные поиски профессора А. С. Аманжолова и турецких ученых в области истории тюркских языков, расшифровки и комментирования изобразительных логограмм шумерских клинописных памятников позволили мифологам выйти на обобщённые принципы духовного единства, осмысление причин и характера взаимодействия прототюркских мифологических начал с истоками Шумера. С другой стороны, мы, исходя из анализа мифологического материала, быть может, подтвердим важные лингвистические открытия наших казахских и турецких исследователей.    

Крупнейший специалист в области тюркского фольклора и сказковедения Е. Д. Турсунов пишет о том, что «история казахских верований восходит ко времени шумеров (с середины IV тысячелетия до н. э.), оставивших яркий след в древнешумерских клинописных источниках, древних захоронениях, зверином стиле, замечательных памятниках архитектуры и т. д. Язык шумеров не был похож на другие языки окружающих их народов, живших вдоль рек Тигр и Евфрат».

– Какие контакты зафиксированы между прототюрками и «шумерами»?

– Убедительным аргументом не только в пользу контактов, но и в пользу влияния древних прототюркских религиозно-мифологических культов на шумерский архаический миф может стать система взаимоотношений старых и новых богов-персонажей и анализ религиозно-мифологического материала выдающегося памятника древности – «Эпоса о Гильгамеше», который, соответственно, является более поздним, но сохранившим для нас некоторые важные характеристики.

Контакты между прототюркскими и протошумерскими племенами на самой ранней стадии, как нам представляется, не только носили частый и долговременный характер, но, полагаем, были освящены этнической, языковой и ментальной близостью, если не родственностью этих двух древних народов – тюркского и «шумерского». 

Исходя из характера зависимости многих шумерских слов от тюркских и диалектных особенностей, которые сохранил современный казахский язык, О. О. Сулейменов замечает, что «шумеры общались не с общетюрками и не с одним из тюркских племен, а с несколькими. И еще можно заметить: контакты с тюрками были неоднократными».

                        ТЮРКСКИЙ СЛЕД В «ЭПОСЕ О ГИЛЬГАМЕШЕ»

– Какие прототюркские элементы явно видны?

– Ритуальная сюжетика самого эпоса и анализ ономастики о «всё видавшем» несколько подтверждают наличие прототюркских элементов в основании религиозно-мифологической системы шумеров – ещё задолго до создания им знаменитой аккадской версии памятника (до ІII тыс. до н. э.).

К кому приходит вольный житель степи Энкиду? Приходит к царю Урука Гильгамешу.

«Имя Гильгамеш, – пишет И. М. Дьяконов, – в форме «Бильгемес» или «Бильгамес» встречается в числе имён шумерских божеств уже к XXVI в. до н. э.». Уже в самом имени первые исследователи обнаружили тюркский корень «бiлу» – «знать». Иную лингвистическую трактовку этого имени дает тюрколог А. С. Аманжолов, возводя его к батыру, герою.

Так, степной житель Энкиду (этимология которого не проглядывается) вступает в борьбу с царем Урука (название града имеет тюркский корень «ур», по О. Сулейменову). Он вступает в борьбу с тем, кто, возможно, когда-то сам был тюрком, или у кого, по крайней мере, сохранились в имени Бильгамес вполне очевидные тюркские начала. Даже два эти совпадения из одного примера заставляют задуматься либо о прототюркском его элементе, либо о тесном взаимодействии с ним, либо о его влиянии.

Мурат Ауэзов отмечает: «Энкиду рождён в степи. Друзья его – животные, с которыми он вместе ходит на водопой. Подобно уранидам, божествам стихий природы, он силён, наивен и добр. Когда друзья его попадают в ловушку охотника, он освобождает их. Он резвится на лоне природы, наслаждаясь свободой, о которой вспомнит перед смертью с тоской, и проклянет всё то, что стало между ним и днями степной воли». 

К природному началу тянется и сам Гильгамеш, чтобы обрести то, что было потеряно им в городском ритме – то, что стало между ним и динамической волей. Мотив тоски по широким пространствам, по естественной природе и неприятия города звучат во всей поэме. Именно урукские боги не принимают безумной идеи постройки и возвышения городской стены и отправляют Энкиду, носителя воли и свободы для того, чтобы он отвлёк внимание царя от великой стройки. Этот ведущий мотив может свидетельствовать о ментальной сущности древнетюркского мифологического сознания в шумерском архаическом мифе. 

– Какие чисто шумерские основы?

– Рассмотрим чисто шумерскую поэму «Послы Аги…». Анализируя её, И. М. Дьяконов пишет: «Мы отказались привести шумерские песни о Гильгамеше в поэтическом переводе, так как шумерские литературные тексты до сих пор остаются во многом темными и неясными, толкование многих мест слишком спорным, а сами законы шумерского стихосложения пока не нашли объяснения».

Но и в прозаическом переложении эта древняя шумерская историко-героическая поэма отчетливо выделяет чисто шумерские основы: бог Ану, град Урук, город Киш, а народ, граждане града Урука, соотносят себя лишь с Ану, первым из верховных богов. Здесь совсем нет места Эллилю и многим новым богам шумерского пантеона более позднего времени, которых мы встречаем в «Эпосе о Гильгамеше». Тогда Гильгамеш дословно повторяет свое пророчество перед народным собранием Урука, и народное собрание поддерживает его: «Те, что стоят, те, что сидят, те, что вознесены с царскими сынами, те, что ездят верхом (?) на ослах, те, в чьих руках жизнь (города), – не склоняйте голову перед домом Киша, пусть мы поразим его оружием! Урук – создание богов, Эанна (әуе, небо, высь и ау, воздух – возможно ли, что от семитского (?) – по Л. Рустемову) – храм, спустившийся с небес; боги создали его части, его великая стена касается туч, его великое жилище создано богом Ану (смотрите А. С. Аманжолов, О. О. Сулейменов, О. Туна и другие). Ты, Гильгамеш, ты заботился о нём, вождь и герой...»

– Ваши промежуточные заключения.

– Итак, что мы можем вычленить и постараться подтвердить?

1. Наличие контактно-типологических связей прототюркского и шумерского народов, вероятность влияния прототюркского культурно-языкового субстрата на формирование шумерского архаического мифа.

2. Примерный анализ ведущих мотивов поэмы свидетельствует об изначальных, ментальных прототюркских основах в шумерском архаическом мифе. Постараемся углубить и эту проблему.

На многое проливают свет названия географических и мифологических мест, имена богов и героев, в которых мы также обнаруживаем изначально тюркские основы. 

Так, богом-спутником и богом-покровителем, советчиком, другом и заступником героя Гильгамеша в поэме выступает Шамаш – бог солнца, света и огня.

– Один из главных богов?

– Да. Исследователь Л. Рустемов относит лексему «шам» к группе слов, заимствованных казахским языком из арабского. Но почему бы, исходя из древности прототюркского субстрата и общности культурного поля, нельзя представить и наоборот, что тюркские слова попали к арабам, иранцам и семитам? В словарь Л. Рустемова включены и такие важные, на наш взгляд, тюркские лексемы, как шам, урым, тамыз, эанна (әуе, ауа) и т. д. Более полный список этих слов можно увидеть в статье Е. Д. Турсунова «Шумеры».

Мнение известного ученого-арабиста Л. З. Рустемова мы не можем опровергнуть, но и согласиться с ним полностью нельзя. Не его вина, что долгое время в науке имела место недооценка созидательной роли тюрков и их культур, их преобразующее воздействие на многие известные древние цивилизации. Да, особенно древние и средневековые! 

Словарь Л. Рустемова был выпущен в советское сложное время, во время господства коммунистической идеологии. Но сейчас, когда уже надо и можно веско аргументировать, казахская отечественная наука не имеет ни шумерологов, ни семитологов, ни арабистов-культурологов, ни историков самого высокого класса, способных, подобно молодому О. О. Сулейменову или А. С. Аманжолову, обнаружить глубинные лексические, религиозно-мифологические, исторические контактно-типологические связи прототюрков с древнейшими культурами Двуречья и цивилизациями средиземноморского региона. 

Если мы примем во внимание, что слово «шам» – арабского происхождения, то, соответственно, и бог солнца и света, Шамаш, не должен иметь никакой прототюркской основы. Но у Шамаша в поэме есть еще и подруга, его спутница, богиня луны Айя (Ай – чисто казахское имя, луна). Это наводит на мнение, что солярная пара: бог солнца Шамаш и богиня луны, Айя – имеют одну общую прототюркскую основу. 

Корень шам – свеча, лампа. Одно из толкований казахского профессора Х. Х. Махмудова: шам – светило, то есть небесное тело, излучающее свет, солнце или луна. Лингвисты Х. Х. Махмудов и Г. Мусабаев приводят следующий ряд значений: шам – свеча, лампа, шамдал – подсвечник, шамшырак – лучина, светоч, светило, маяк.     

Кто у кого заимствовал? Доказать трудно, но всем хорошо известно и то, что шумеры знали имя своего древнейшего бога Шамаша задолго до культурно-языкового влияния на них семитских народов. Это в полной мере может быть отнесено и к другим «казахско-арабским» заимствованиям, но только в том случае, когда дело касается изучения самого древнего культурно-мифологического и ритуально-религиозного пласта шумер. 

Например, имя урукской блудницы Шамхат означает «излучающая свет», «лучистая» – от слова «шам» (свет).

– Какова обрядовая основа «Гильгамеша»?

– Ценную информацию о культурно-исторической общности шумер и прототюрков доносят обряды и обычаи тюркских народов, получивших своё воплощение в «Эпосе о Гильгамеше». Они могут объясняться как сходством религиозно-мифологических мотивов, так и прямым отголоском некогда единой культуры.

Возьмем такой ключевой сюжетный эпизод как движение героя по водам смерти. И. М. Дьяконов здесь пишет, что шумеры оставляли лодочки в путь умершим.

Если этот обряд составляет один из сюжетных поворотов поэмы, то вновь приходит мысль о сходстве древних обрядов шумеров и северных тюркских народов, у которых ещё до конца ХІХ века сохранялся обычай отправлять «душу» умершего (изют) на лодочке, укрепив на ней горящую свечу – символ огня, своеобразный маяк, указывающий направление света в речном путешествии души в потусторонний мир. Свеча символизировала нерасторжимую связь и родственность души человека с солнцем-покровителем, сопровождающим его как сходством религиозно-мифологических мотивов, так и прямыми в мрачном путешествии по водам.

Реку смерти преодолевает и Гильгамеш, покровительствуемый богом Шамашем, которого древние шумеры почитали как солнечное божество, бога света и огня.

Показательно, что этот сюжет является ключевым, что ещё раз наводит на мысль о возможном влиянии древних прототюркских солярных культов на сложение шумерского мифа и эпоса. 

     ШУМЕРСКОЕ DINGIR – БОГ И ДРЕВНЕТЮРКСКОЕ TÄNGRI – НЕБО

– Пожалуйста, более подробно о шумеро-тюркских языковых связях.

– Чтобы в полной мере говорить о наличии или воздействующей роли древнетюркского культурно-языкового субстрата на становление шумерской мифологии, необходимо прямое обращение к шумерскому языку. Ибо миф, объясняющий мир духовных представлений, безусловно, связан с языком: он либо подтверждает лингвистические догадки и предположения ученых-тюркологов о влиянии прототюрков на шумер, либо, как объективный инструмент познания, опровергает всякие гипотезы.    

Известный ученый-тюрколог, лингвист А. С. Аманжолов – автор многих научных и научно-популярных изданий, посвященных истории и теории происхождения тюркского письма. Среди них есть достаточно обширные статьи и монографии, освещающие степень и характер влияния тюркских (прототюркских) языков и тюркского (прототюркского) письма на письменные и языковые традиции древнеевропейских и древневосточных цивилизаций. Так, статья профессора А. С. Аманжолова «Шумеро-тюркские соответствия и изобразительные логограммы» дает возможность объединить опыт специалистов по мифологии, этнографии, археологии и языковедов-тюркологов и на настоящий момент имеет большую перспективу своей полной научной реализации.

Казахстанский профессор обращает наше внимание на чрезвычайно важные для судеб древнетюркской и древнешумерской мифологий выводы известного турецкого ученого О. Н. Тюна о том, что:

1. Шумерский и тюркский языки в очень отдаленное время могли быть родственными. На основе данных 165 слов и необходимых пояснений им доказано то, что в языковом аспекте между шумерами и тюрками обнаруживается историческая связь; 

2. Установлено, что, по меньшей мере, в 3500 годах до н. э. тюрки обнаруживаются в восточной части Турции;

3. Сегодня среди живых языков мира (именно) тюркский язык обладает древнейшими письменными свидетельствами. Это – заимствованные слова на шумерских клинописных табличках.

Исходя из скрупулезного анализа шумерских изобразительных логограмм, А. С. Аманжолов приходит к следующему выводу относительно шумеро-тюркских соответствий: «Систематический характер древнейших шумерских совпадений позволяет предположить, что какая-то часть прототюрков продвинулась в Двуречье, обосновалась там и существенно повлияла на язык и, соответственно, на изобразительные логограммы протошумерских письменных памятников». 

К этой точке зрения учёный пришел, разбирая гипотезу Ф. Хоммеля «о родстве шумерского с алтайскими языками». Учёный пишет, что его, как тюрколога, привлекла возможность заново проверить гипотезу, главным образом в плане сравнения шумерской и исконно тюркской лексики. Основным толчком к рассмотрению этой гипотезы стало то именно «рациональное зерно» вроде соответствия шумерского dingir – «Gott» (Бог) древнетюркскому tängri – «Himmel» (Небо). 

Это дало возможность казахстанскому учёному заново обратиться к рассмотрению оставленной без внимания учёных гипотезы. Из выявленных А. С. Аманжоловым более двадцати бесспорных лексических соответствий между шумерским и тюркскими языками, восходящими к прототюркскому языку или языковому состоянию ещё до миграции «шумеров» в Двуречье (IV тысячелетие до н. э.), нас на этот момент интересуют лишь тюркские мифологические символы.

Таких примеров, представленных учёным, три: DINGIR – «бог» (древнейший изобразительный знак-символ: «звезда – небо – бог») – древнетюркское – tängri – «Небо; бог, божество».

Ученым представлены также хакасские, алтайские, якутские, казахские, уйгурские, чувашские, монгольские (тэнгер – «небо») варианты. В некоторых статьях учёного этому имени соответствует Ан, Көк, Дингир, Тенгер, Тенгри, Тәңір – Небо (см. Ану – верховный бог в протошумерской мифологической традиции).    

Dug – «хороший» – древнетюркское iduq – «священный, святой». Даются тувинские, хакасские (ызых) – по-хакасски мифологические духи рек, гор, долин; уст. Предмет почитания у хакасов – гора, дерево, животное; киргизское ыйык – священный, приносящий пользу, устаревшее – священное домашнее животное (пущенное в стадо с тем, чтобы не резать и не употреблять в дело); чувашские соответствия.   

– Есть ли «общие» божества? 

– «Главное божество среднего мира – священная земля – вода» (ыдук Иер-суб). Это божество нигде не упомянуто обособленно, оно вместе с Тенгри и Умай покровительствует тюркам и наказывает согрешивших. Византийский историк VII века Феофилакт Симокатта пишет, что «тюрки поют гимны земле. Моисей Каганкатваци сообщает о хазарских «чародеях», призывающих землю, о жертвоприношениях земле и воде».

Название земли «йер» некогда было международным словом, – пишет О. Сулейменов, – оно вошло в семитские, германские и тюркские языки. Все они начинались с одной точки, но в чистом виде, без наращений, праформе удалось сохраниться лишь в тюркских языках: йер – «земля».

Utu – «солнце». Первоначальное имя бога света и огня Шамаша. Учёным А. С. Аманжоловым представлена древнейшая идеограмма, изображающая солнечную лодку египетского бога Ра. Эти три комментария протошумерских изобразительных логограмм – бесспорное свидетельство не только влияния языка, но и влияния сакральных культов и религиозно-мифологических идей на становление и формирование будущей, собственно шумерской, мифологической традиции, к основаниям которой следует добавить имеющийся в нашем наличии мифологический материал тюркских народов.

В более древнее время бога Шамаша именовали Уту (ср. казахское «от» – огонь). И Шамаш, и Уту в своем составе имеют тюркские лексические основы. Смотрите тюркский афоризм: «Ичингда ут булса ут ичиндан ут» – («Если у тебя (внутри) есть пламя – пройди сквозь пламя!»).

Здесь «ут» означает в первом случае – дерзание и стремление; во втором – муки, испытания и трудности; а в третьем случае – демонстрирует форму повелительного наклонения в тюркских языках – пройди! Все эти три древних тюркских слова разные по значению. Они несколько отличаются по звучанию, но в единстве воссоздают смысловые связи, одухотворенные религиозно-мифологической содержательностью: огонь (Ут, бог) внутри человека, сам человек как носитель огня (связь Ута и души земного человека) и как движение (движение света, солнца). Налицо общность не только солярных представлений, связанных с огнем и светом у тюркских народов, но и тюрко-шумерских лексических совпадений и представлений.

В «Эпосе о Гильгамеше» мы еще видим Ану, но реальной властью и большей активностью здесь обладают новые, пришлые из других систем, боги (например, Эллиль). Вот почему бог Ану в сказании о «Все видавшем» – самый пассивный из всех богов: его время в эпосе так же прошло, и он уже давно утратил свои функции верховного бога.

                             ДРЕВНИЕ БОГИ ДРЕВНЕГО МИРА

– Были ли очень древние типы божеств?

– Наиболее древним богом шумерского пантеона следует назвать Мардука. В тюркской древней мифологической системе встречается демонологический персонаж Марту, Морту, Марту; возможен отсыл к древнеримскому Морфею – богу сна.

В тюркской традиции он – демон смерти, существо подземного мира, имеет низкий статус и составляет общий ряд с демонами типа албасты, кюльдиргиш, шимурун, жезтырнак, мыстан, бывшими когда-то главными женскими божествами, но утратившими свои функции женщин-прародительниц и ставшими персонажами низшей мифологии.

О самом Мардуке И. М. Дьяконов пишет, что это наиболее древний образ в пантеоне божеств, который был еще в XVIII веке до нашей эры царем богов, на смену которому пришел небесный бог Ану, ставший впоследствии верховным богом шумерского пантеона. О Марту как о демоне смерти есть упоминания у Миропиева, Г. Н. Потанина, Ч. Ч. Валиханова, Е. Д. Турсунова, Ш. И. Ибраева и т. д.

Явно пониженный статус этого мифологического персонажа может свидетельствовать о том, что основной этап своей истории он уже прошел. Возможно, это и было в древности, когда он был шумерским божеством Мардуком. 

Мы не встретим имени Мардука и в аккадской версии «Эпоса о Гильгамеше», потому что Мардук был самым главным из богов еще в V–IV тысячелетии до н. э.

Рассмотрим эволюцию представителей верховной власти шумерской мифологии: Мардук – Ану – Шамаш, сын Ану. Все они, боги, имеют, на наш взгляд, тюркскую этимологию, и время их существования восходит еще к IV тысячелетию до н. э. Совпадение не только имен богов, но и функций в протошумерской и древнетюркской традициях, думается, не имеет характера случайного.

Итак, наиболее древними богами, участвующими в эпосе «О Всевидавшем» и имеющими отношение к прототюркской мифологической истории, следует с большей или меньшей степенью уверенности признать следующих богов протошумерского пантеона: Мардук (верховный бог архаического периода); Ану (Ан, Кок Тенгри – бог Неба и верховный бог первого времени богов); Шамаш (бог Солнца, света и правосудия, предзнаменователь, сын Ану и брат Иштар), Айя (богиня Луны) и сам Гильгамеш, имя которого, как отмечает И. М. Дьяконов, входит в число шумерских богов с XXVII века до н. э.

Вот наиболее видимый, «тюркский» костяк богов, называемых первыми, или архаическими, со временем отошедшими на второй план, уступив место новым богам, которые так ярко утверждают себя в аккадской версии «О Всё видавшем» времени I тысячелетия.

Некоторые из перечисленных богов не участвуют в аккадской поэме (Мардук), иные – пришли к развоплощению (Гильгамеш становится просто смертным земным героем). Сама мысль о бессмертии, которая не даёт покоя герою, – это воспоминание о его былом статусе. Горькая речь Гильгамеша: «Не умру ли и я, как Энкиду?.. Разве когда-нибудь мёртвый увидит сияние солнца?» воспринимается по-разному исследователем и переводчиком И. М. Дьконовым, который находит в нём общечеловеческое звучание, и культурологом М. Ауэзовым, который ясно услышал в прощальной песне Все видавшего веру, составляющую первейшее условие трагического произведения искусства, в непреходящую ценность того, что уходит».

Некоторые архаические боги всё ещё упоминаются в поэме, демонстрируя борьбу старого и нового. Наиболее ярким примером конфликта между старыми (шумерскими) и новыми богами, является следующий, когда Шамаш заступается за Гильгамеша и Энкиду, прямо обвиняя бога-героя Эллиля:

«Не твоим ли веленьем убиты бык и Хумбаба? Должен ли Энкиду умереть безвинно?» 

Разгневался Эллиль на Шамаша-героя: «То-то ежедневно в их товарищах ты ходишь!»

Отсюда видно, что старый Шамаш, бог Солнца, не только активно поддерживает Гильгамеша и Энкиду, но между «прототюркскими героями» есть прочная духовная связь, связь изначальная, родовая.

– Что говорит мифология об языке шумер?

– «Язык городских поселений Южного Двуречья, или Шумера, на рубеже IV–IlI тысячелетий до нашей эры, язык создателей логографического письма (Wortschrift – «письмо слов») и вавилонской клинописи – священный язык вавилонян, получивший название «шумерского», принадлежит к числу древнейших письменно засвидетельствованных языков мира. Несмотря на многочисленные попытки выявить генетическую группу шумерского языка, его родство с каким-либо другим языком в настоящее время считается неустановленным». 

Но мифология помогает нам строить предположения о том, что язык шумеров был, скорее всего, языком наших предков, а языковой материал существенно дополнит картину развития древнетюркской мифологии в аспекте возможной реконструкции как древнетюркской, так и древнешумерской мифологических систем.    

Когда мы касаемся такого важного аспекта, как реконструкция древнетюркской мифологической системы, то нам важно учитывать, что в современном казахстанском обществе наблюдается крайне вредное и искусственное противопоставление тенгрианства и Ислама. Нужно исходить из того обстоятельства, что обе эти системы исторически уже давно слились в общем потоке мировоззренческой культуры казахского народа. Это особенно ярко наблюдается, когда проводятся праздники, обряды, ритуалы, где вполне заметно удачное сочетание самых разных мировозренческих элементов, прежде всего – мусульманских и языческих (тенгрианских, исконных и родовых). 

Другое дело, что любые перекосы в сторону Ислама, так называемая активная исламизация так же вредна, как и излишняя сегодня русификация. Во всем должна быть мера. Этому учат Абай и другие восточные мудрецы, его учителя.

                   ЗОЛОТОЕ СОКРОВИЩЕ ДРЕВНИХ ТЮРКОВ

– Какое место занимают древнетюркские мифы и легенды?

– Ислам в его классическом понимании – такая же богатая и глубокая система культурных знаков, как и любая другая: русская культура, казахская культура, мифы, легенды, языки и гастрономия народов мира. 

Например, древнетюркские мифы и легенды представляют на сегодняшний день величайшую ценность не только для казахов и всех тюрков, но и для истории мировоззрения всего культурного и научного человечества. По ним научная мифология изучает развитие духовной и художественной мысли народов.

Это особенно важно при изучении тенгрианства, общей природы шаманизма, язычества, первичного и девственно чистого сознания первых людей, соизмеряющих свои возможности выживания в борьбе с жестокими и суровыми силами природы, стихиями и уранидами. Ведь именно так в древнетюркской культуре возникли демоны, наибольшие по своему числу и наиболее выжившие в нашем быстро меняющемся мире. Это золотое сокровище не нами создано, а древними тюрками, поэтому так важно его сохранить и передать следующим поколениям. 

Любой народ лишь тогда чего-нибудь стоит, если сохранит свое имя, свою историю и память. Новое поколение не должно воспитываться на чуждых ценностях. Сейчас оно искусственно ориентировано на европейские (американские) модели восприятия. Но мы должны помнить, что любая древняя культура обладала своим сокровенным, богатым материалом, отблеск которой мы видим в народных преданиях, сказаниях, устном творчестве и мифологии. Казахская, древнетюркская и славянская мифологии чрезвычайно богаты дивными персонажами, которыми следовало бы заняться нашей анимации – и из чувства патриотизма, и из чувства постижения их эстетической самоценности, ведь у нас имеется богатейший фонд самых удивительных демонологических персонажей. 

Наши далекие предки жили кочевьями: у рек, озер, в степях, оврагах, горах, тугаях и лесах, наполненных природной тайной. Древнее кочевье жило этим золотым сном, пронизавшим наши эпосы, наши колыбельные и сказки. И по своему восприятию, и по богатству тюркские мифологические и сказочные персонажи не уступают европейским. 

Таков, например, маленький герой Машпарак (Мальчик-с-мизинчик), схожий в европейской традиции с известным Мальчиком-с-пальчиком знаменитого сказочника Шарля Перро. Но персонажи наших сказок и мифов – разные. Например, в тюркской традиции имеется огромное количество, около 500 демонов. В свое время мы с ученым-фольклористом Едыге Даригуловичем Турсуновым собрали словарь мифологических терминов. Там демонология, впрочем, как и в любых мифологических системах, занимает самый значительный пласт. 

– Как вы классифицировали демоны?

– Согласно нашей классификации: это – лесные, степные, горные демоны, всевозможные существа, сидящие по рекам (например, албасты), на лесных и горных тропах (көн-аяқ – существо вроде безногого и обезображенного лешего). Этот көн-аяк – очень интересное существо. Про него в своих статьях писал еще Ч.Ч. Валиханов в ХІХ веке. 

Вот вы идете по лесу, и вас кто-то зовет по имени, громко так окликает. Разумеется, вы – в удивлении: кто это в лесу вас зовет по имени? Видите вы – человек на лесной тропе лежит. И – никого рядом. Совсем один лежит. Говорит он вам: помоги мне и называет вас по имени, и кличет, и просит. Вы, понятно, из жалости к нему подходите, помогаете, чем можете, подсаживаете его себе на спину, а он хвать! – и начинает душить вас ремнями, что у него вместо ног, крутит до смерти, душу вашу отнимает.     

Есть у нас и тейраны, такие бодрые, очень энергичные, шустрые и хитрые такие старички с бородавкой на подбородке. Из бородавки той торчит одна волосинка. Эти тейраны уж точно ведают, где глубоко в земле лежит золотой клад. Тот человек, кто хочет разбогатеть, должен обязательно схватить этого тейрана. Для этого он может притвориться либо мертвым, либо спящим. Подходит такой любопытный старичок, а тот должен так изловчиться, чтобы схватить его и вырвать у него желанный волосок. И вот тогда этот тейран будет ему служить, выполнять все его просьбы и приказы, лишь бы заполучить свой волосок обратно. Тут можно и про клад золотой узнать. 

Но не все демоны обязательно злые, плохие. В древнетюркской мифологии есть и белые, и черные демоны – в целом 99 тенгриев (природных стихий, уранид). Все они – слуги или просто помощники Тенгри. Бог Тенгри знает все о нас, слышит нас через своих помощников и слуг. Например, гром грозы, сила ветра, свет молнии, луч солнца – все это Тенгри, природные стихии. Или, например, человек не может подняться очень высоко в горы: так его душат духи Тенгри – незримые воины-туткеки, охраняют в горных пещерах его сокровища.

Или вспомним такой женский персонаж, как жезтырнак – очень интересное и страшное существо. У этой старухи – медный орлиный нос, львиные когти, острые, как ножи. В архаической сказке она часто вступает в конфликт с охотниками, выступая защитницей природы и одной из ее стихий в зооатропоморфном обличье.

Персонажи, живущие в народном сказочно-мифологическом сознании, чрезвычайно богаты по смыслу. Это – многовековое осмысление природных стихий. Поэтому называть казахскую жезтырнақ просто бабой-ягой – значит упрощать ее образ, и это неправильно.

Так, в древнегреческой мифологической традиции есть родственная пара: мать и дочь: Деметра и Персефона. Последняя связана с изменениями в природе, сезонами года. В казахской сказочно-мифологической традиции также есть персонажи, несущие разные функции и обладающие различными признаками. 

                    БОГ СОЛНЦА У ПРОТОТЮРКОВ БЫЛ ШАМ  

– Что писал о демонах Едыге Турсунов?

– Известный фольклорист Едыге Турсунов пишет, что все демонологические персонажи: жезтырнақ, албасты, жалмауыз и другие – имеют явно выраженные женские признаки: органы деторождения и вскармливания. Поэтому в архаические времена они считались прародительницами и кормилицами всего живого, всей природы, а не только человека. Вот почему жезтырнақ нападает на охотников, убивающих ее детей. В древнегреческой мифологии ей соответствует богиня лесов Артемида, превращающая охотников в оленей, затравливаемых собственными собаками.  

Во многих культурах есть сходные, очень близкие, а иногда и одни и те же сказочные персонажи, что во многом объясняется контактно-типологическими связями прототюркских племен с соседями на Шелковом пути. 

Таковы широко известные в казахских сказках арабские, персидские, индийские персонажи. 

Например, фантастическое существо Семург (само слово, по-видимому, тюркского происхождения) – хорошо известно в иранской мифологии как царь всех птиц, в славянской мифологии – как птица Симург (а также Симиург), несущая грозы и стрелы, а в казахской мифологии – как Самрук (Самұрық). 

В казахской мифологии Самрук, летя, полнеба закрывает. 

– Какие ещё «общие» божества? 

– В процессе культурно-исторических контактов и обмена духовными ценностями с разными народами казахская сказочная традиция обогатилась многими сказочными персонажами: пери, феи, табибы, шахи и так далее. 

Так, в глубокой древности у прототюрков и древних монголов был Шам – бог солнца. Был и Шамаш – бог солнца в шумерской мифологии. Была у шумер и богиня зари Аруру, и у казахов есть слово «Арай» – заря, отсюда и слово «ару» – красавица, и женское имя Арай – золотая заря. А у древних римлян Аврора – тоже богиня утренней зари и ее латинское обозначение цвета как золотая – «aura». Великий русский поэт А.С. Пушкин в стихотворении «Зимнее утро» так же упоминает имя древнеримской Авроры (aura – рассвет, предрассветный ветерок), богини утренней зари. Такое имя до начала ХХ века было очень популярно в России:

Навстречу северной Авроры

Звездою севера явись!

Или, шумерский Дингир – верховный бог, звучит в тюркской версии как Тенгиру (Тенгри). Вот почему все наши тюркологи так настойчиво обратились к истории контактно-типологических связей шумерской и прототюркской мифологических систем: А. Х. Маргулан, А. С. Аманжолов и поэт Олжас Сулейменов.

Выдающийся казахский фольклорист и этнограф пишет о наиболее древних сказочно-мифологических персонажах, таких как Таз-каан, первобогиня с головой грифа. Всем тюрко-монгольским народам хорошо известен и Ульгень – бог света.

Многие древние тюркские мифы и персонажи имеют солярное (связанное с солнцем), астральное (связанное со звёздами и созвездиями) или лунарное (связанное с луной) происхождение. Например, идея о бессмертии души человека имеет прямые связи с идеей бессмертия солнца, которое не только умирает, но и вновь рождается, совершая круговорот.

У древних казахов это аруахи – покровители и основатели рода, а у славян – их покровители архангелы. У любого народа есть свои покровители. 

Аруах – покровитель, защитник племени, призываемый в битву певцом и воинами, именем аруаха призывающего в сражение. И душа воина – бессмертна, и она возвращается в мир предков.

Или вот ещё поверье о красных маках и тюльпанах, которые олицетворяют по весне кровь батыров, погибших на полях сражений. 

Подснежники же, с их нежностью, покорностью под шапкой снега, их чистотой и красотой олицетворяют женское начало. Вот почему батыры никогда не дарили цветов, а казахские девушки – не делали венков, ведь все и так жили среди цветов, наслаждаясь этой живой красотой. 

Всё надо воспринимать в целостности. 

Человек большой культуры воспринимает мир шире, без всяких ограничений, без идеологических установок. И лишь там, где вместо культуры выступает невежество, начинаются войны и страдания людей. 

– Кайрат Едильбаевич, огромное спасибо за раскрытие тюркского следа в «Эпосе о Гильгамеше»!

                                                        

                   Дастан ЕЛДЕС